При въезде в город грузовики свернули, «Волга» осталась в одиночестве, неторопливо выкатилась на центральный проспект. Василий перевел дух, от сердца немного отлегло, сейчас в машине максимум два автоматчика. Он не успел додумать, как «Волга» нырнула в переулок, затем во двор. Чтобы не светиться, опер выскочил из «Жигулей», обогнул здание новой школы, которую начали строить лет двадцать назад, но выше третьего этажа так и не поднялись, оглянулся, но ни во дворе, ни в стороне за грудами кирпича и разбитых строительных плит «Волги» не было. Она попросту исчезла, казалось, испарилась.
Автоматчики в пятнистой форме десантников, мелкие, сопливые, одним ударом перешибить пополам. Один явно русак, второй смуглый, узкоглазый, видимо, азиат. Спускаясь в подвал, Гуров якобы оступился и замешкался, но щенок с автоматом повел себя профессионально, не приблизился, встал и удержал дистанцию, а Мустафа, шедший последним, хохотнул и сказал:
— Еще раз споткнешься, велю ноги прошить, дотащим на руках.
— Не надо, Мустафа, я больше не буду, — миролюбиво сказал Гуров.
Подвал оказался просторным, с застланными нарами, столом, табуретами и электрической печкой, которую Мустафа сразу включил.
Автоматчики закрыли железную дверь, присели на табуреты, но стволы не опустили.
— Садитесь, — сказал Мустафа, — и помалкивайте, а ты, московский мент, слушай.
— Мустафа, ты совершаешь ошибку, — сказал Гуров. — Люди тебя не поймут. — Он пытался разговорить авторитета.
— Еще раз вякнешь, велю стрелять, — ответил Мустафа. — Тебя не убьют, говорил уже, перешибут ноги, и я с тобой начну игру в вопросы и ответы. Видишь огонь? — Он указал на раскалявшиеся спирали электропечки. — На его вопросы отвечают все. Раньше, позже — отвечают. И ты ответишь. Больные, которые молча в подвалах подыхали, уже все передохли.
— Мустафа, — прошептал один из автоматчиков.
— По очереди выйдите, примите и мне приготовьте, — отозвался Мустафа. — Мне двойную.
Полковник оперся на обитый жестью стол, убедился, что тот к полу не прикреплен, быстро взглянул на Дитера. Немец чуть прикрыл глаза, мол, понял. В момент решающего броска стол можно использовать как щит. «Я со столом на автоматчика, пока он один, Дитер Мустафе в ноги», — решил сыщик; упираясь ладонью, взглянул на Мустафу, увидел оскал редких зубов, направленный на него пистолет, вздохнул и спросил:
— Можно вопрос?
Мустафа выстрелил, осколок цемента, который пуля вырвала из пола, ожег полковнику голень.
Русский автоматчик вернулся, азиат ушел, Мустафа спросил:
— Хорошо?
— Достает, командир, сейчас будет хорошо.
Наркоманы, понял Гуров. Значит, не уговорить, только бой и не даться в руки живыми. Он вновь взглянул на Дитера, который вновь прикрыл глаза и тронул ногой стоявшую рядом скамью.
Вернулся автоматчик-азиат, сказал:
— Мустафа, для вас готово.
Тот кивнул, сунул пистолет за пояс.
— Если встанут — огонь, и только по ногам, убьете — шкуру спущу. — Он шагнул к двери, оглянулся на пленников и передумал: — Не та карта, тащи сюда, не могу оставить таких гостей.
Азиат нырнул за дверь, тут же вернулся, протянул шприц. Мустафа взял, взглянул на свет, оценивая уровень жидкости, зацокал довольно языком, затем прямо через брючину вколол в бедро, но выпустил наркотик не до конца, лишь половину, выдернул иглу.
— Все нельзя, размякну, пожалею людишек, прикончу сразу, век себе не прощу. — Он опустился на скамью, сидел, как бы прислушиваясь, наслаждаясь накатывающейся истомой.
«Такие мы с Петром умные, цены нам нет, — думал Гуров. — Не бандиты правят бал, не воры в законе — наши ребята из спецслужб, продажные, но интеллектуалы. Все по Москве, Питеру, другим стольным городам меряем, не сыщики, а оперы недоученные. Свою Россию не знаем, где шаг от главной тропы — и в болоте с головой. Я считал, что хоть какая-то логика в действиях местных авторитетов присутствует, существует иерархия, система подчинения».
Полковник взглянул на автоматчиков, белобрысого русака и смуглого азиата. Столь непохожие, они одинаково улыбались, оружие держали уверенно, на колени не опускали, стволы в сторону не отворачивали. На расстоянии нескольких метров заглянуть им в глаза не представлялось возможным, чувствовалось, пацаны не пьяные, но и не вполне нормальные, стоит шевельнуться, они откроют огонь. Казалось, соплякам даже очень хочется пострелять, развлечься.
Мустафа сидел у дальнего конца стола, держал пистолет, смотрел на лежавший перед ним шприц, ждал, когда наркотик окончательно прибудет по назначению.
Ну кто мог предположить, что Мустафа именно сейчас решится на переворот и двинет против Академика, главное, против ТТ? Предчувствие не знахарство, не Кашпировский с Чумаком, в предчувствие следует верить. С самого начала сыщику не нравилось столь гладкое и удачное начало, следовало отвернуть, выждать. Разве он не выжидал, однако факт, он попался, посчитал, что Нина, будучи «полномочным представителем», является гарантом физической безопасности. Самое страшное, что они наркоманы, значит, никакая сила убеждения на них не подействует и страх за собственную жизнь у них отсутствует.
В кармане у сыщика лежала авторучка, якобы сильнейшее взрывное устройство; с одной стороны, это шанс. С другой стороны, когда она изготовлена, в каком сейчас состоянии? Он швырнет авторучку, она не сработает, автоматы полыхнут, а потом?
Умирать не хочется, а уж долго умирать, глядя в лицо дебила!.. Полковник передернул плечами, вытер рукой лицо, взглянул сквозь пальцы на Дитера, указал на шприц. Немец чуть заметно кивнул, мол, понял, когда будет делать второй укол, тогда и атакуем.
Казалось, что лишь здесь, в подвале, рядом с мучительной смертью, они, не сказав ни слова, научились понимать друг друга.
Дитер был моложе Гурова на восемнадцать лет оперативной работы, а это целая жизнь. Немец не понимал всей безнадежности положения, верил в русского, полагая, что тот может все, и удивлялся, почему полковник так медлит. Дитеру не хватало фантазии, он не мог представить, что с ним сделают, когда он рухнет на цементный пол с раздробленными ногами.
Гуров такие трупы видел. Что с ним, полковником милиции, сделают, примерно знал, и это знание парализовывало, вынуждало тянуть время, искать наилучший, выгоднейший момент. Полковник знал, момент будет только один, и просчет — это не просто смерть, а значительно, неизмеримо хуже. Ждать, терпеть и ждать, ведь где-то мечется Василий, совсем неплохой опер. Хоть какая-то помощь со стороны — и ситуация полегчает.
— Ты хотел спросить? — осклабился Мустафа, наступил кайф, потянуло на общение. — Говори, мент. Вы же предоставляете нам последнее слово. От него вышка не становится ниже, а срок короче, но поболтать разрешаете. Твое слово тоже ничего не изменит, но пусть будет по-честному.
— Я не говорить хотел, — произнес неторопливо Гуров, — лишь спросить. Зачем тебе все это надо? Ну, замучаешь ты нас, зальешь здесь все кровью. И что? В город понаедут сыскари, ты скроешься, тебя начнут искать и менты, и ребята ТТ. Долго ты пробегаешь?
Мустафа молчал, лишь улыбался.
— Так зачем тебе это надо? — вновь спросил полковник.
— Они умные, а я чурка с глазами, и власть девка захватила. Я запишу твои слова на магнитофон, пошлю пленку Тимоше, он поймет, что я, Мустафа, самый глупый, спас его, и своих псов отзовет. А менты? — Мустафа облизнул толстые губы. — У них работа такая… Когда они увидят твой труп, у них прыти поубавится.
— Наоборот, только озвереют.
— Озвереть может только зверь, они только дворняжки, — ясным, чистым голосом ответил Мустафа. — Но ты говори, говори, интересно. Я сейчас еще уколюсь, разговор начнется другой.
Услышав последние слова, Дитер наконец понял, в какое положение они попали и почему полковник тянет время. Он боится рисковать, ждет помощи капитана. «Остались считаные минуты, и капитан нас потерял. Наркоманы близко не подойдут, разобьют из автоматов ноги… Если они не прострелят мне руки, я задушу первого, кто подойдет». Дитер заметил, как полковник подтянул ноги под сиденье, значит, готовится к броску, перехватил взгляд русского, который указывал на Мустафу. Полковник приказывает напасть на старшего, а охрану берет на себя. Как же он до них доберется?
— Мустафа, умирать никто не хочет, — сказал полковник. — Мы только люди. Может, ты возьмешь деньги?
— Лимон с мелочью, что в ящике на даче? — усмехнулся Мустафа. — Я их заберу по ходу, плюс «Волга», неплохо получается.
— Мы заплатим валютой, это совсем другие деньги.
— Я заберу и валюту.
— Не получится, у Дитера кредитная карточка, по которой только он сам может получить валюту.
— Я употребляю лишь месяц, мозги пока при мне. — Мустафа взял шприц. — Ты мент, я тебе никогда не поверю, ты умрешь, как я сказал. Но, подыхая, расскажешь мне правду, которую я выложу Тимоше.
